13 апреля 2022 года исполняется 100 лет Марку Ароновичу Этингеру – заслуженному деятелю искусств РСФСР, доктору искусствоведения, профессору, заведующему кафедрой теории и истории музыки Астраханской консерватории с1969 по 1998 гг. М.А. Этингер родился в 1922 году в г. Лодзь (Польша). В 1937 г. окончил музыкальную школу и был принят на среднюю ступень в Варшавскую консерваторию по классу фортепиано. В 1939 г. покинул Варшаву и вместе с беженцами из Польши поселился на территории Коми АССР. Работал в качестве концертмейстера Театра драмы и музыкальной комедии в Курске, Белгороде, Коврове, Туле. В Астрахани начал работать с 1947 г. сначала в Театре музкомедии, а после его ликвидации (с апреля 1948 г.) в музыкальном училище в качестве преподавателя музыкально-теоретических дисциплин. С 1947 по 1962 гг. обучался заочно и окончил с отличием несколько учебных заведений: Астраханский педагогический институт им. Кирова по специальности «История», Музыкально-педагогический институт им. Гнесиных по специальности «Музыковедение» и аспирантуру там же. В 1965 г. защитил кандидатскую диссертацию «Гармония И. С. Баха», в 1982 – докторскую диссертацию по теме «Раннеклассическая гармония».
По инициативе М. А. Этингера в Астрахани в 1969 г. открылась консерватория, где он проработал в должности заведующего кафедрой теории истории музыки. В 1995 г. стал «Почетным гражданином Астрахани», член союза композиторов России с 1968 г. Опубликованы 34 работы, среди них монографии «Гармония И. С.Баха», «Раннесклассическая гармония». Под руководством М. А. Этингера окончило специальный класс 66 выпускников.
С 1999 по 2003 гг. жил в Германии (Геттингене), где написал последнюю книгу воспоминаний (на немецком языке). Умер 24 апреля 2003 г.
С полной уверенностью могу сказать, что в жизни мне повезло с учителями, и как первую любовь по-настоящему осознаёшь с годами, так и первого Учителя, сыгравшего важную роль в твоей судьбе, ценишь тем больше, чем дальше уходишь во времени от счастливых дней общения с ним в далёкой юности. Моё первое знакомство с Марком Ароновичем состоялось в 1962 году на прослушивании перед поступлением в Астраханское музыкальное училище. Открыв дверь класса, я увидела мужчину около сорока лет в круглых очках смотревшего на меняя пронзительным, почти рентгеновским взглядом. Светлые, несколько близорукие глаза, внимательно изучали новоиспечённого кандидата в музыковеды: одна минута пристального взгляда показалась вечностью, где смешались страх и сомнение, отчаяние и надежда на правильность выбора своей профессии.
Марк Аронович Этингер повлиял на формирование наших вкусов, определил выбор жизненного пути. Для нас он был воплощением высокого профессионализма, олицетворением рыцарства, преданности и любви к искусству. Особое значение придавалось психологическому аспекту обучения учащихся, направленному не только на воспитание профессиональных, но и человеческих качеств. Нашу группу из семи человек он называл великолепной семёркой, отмечая в каждом индивидуальные качества, в то же время всегда подчёркивал, что все вместе мы образуем слаженный коллектив, единый живой организм.
Учиться у Марка Ароновича было и почётно, и страшновато: на нас смотрели одновременно и с уважением, и с состраданием, как на великомучеников. Мы всегда держались вместе, носили огромные сумки, сгибаясь под тяжестью клавиров, а в любую свободную минуту или перерыв между занятиями решали задачи по гармонии. Наша дружба, скреплённая авторитетом личности Учителя, была удивительной: мы не только отдыхали вместе, но и готовились к экзаменам тоже сообща. Эта дружба сохранилась и до сих пор.
Одним из качеств Учителя была вездесущность. Об учениках он знал всё: чем они занимаются в свободное время, каковы их отношения с родителями, круг интересов, личные симпатии, был в курсе «сердечных» вопросов. Периодически он прорабатывал провинившихся, начиная свою речь со слов «до меня дошли слухи». Эта фраза, произнесённая тихим голосом с оттенком сухости, не сулила ученику ничего хорошего. Однако надо отдать должное Марку Ароновичу: он был строг, но справедлив.
Другое качество – пунктуальность, аккуратность, педантичность. Самым страшным проступком для нас было опоздание на занятие: дверь класса закрывалась ровно в обозначенное расписанием время, и если ученик переступал порог позже Учителя на долю секунды, то выслушивал целую лекцию о долге, этике, чести, воспитании. Марк Аронович всегда повторял, что учащийся обязан как минимум за десять минут до урока сидеть за столом и психологически готовиться к восприятию нового материала. Его пунктуальность имела чисто немецкие свойства: он никогда не опаздывал, отличался удивительной точностью, своё последнее предложение лекции всегда заканчивал со звонком, что позволяло нам в шутку сверять время по «Марку Ароновичу».
Третье качество Учителя – энциклопедичность знаний: имея помимо музыкального историческое образование, он хорошо помнил даты, события, разбирался в живописи, архитектуре, литературе, прекрасно владел польским и немецким языками, знал английский. К нему обращались за консультацией как учащиеся, так и педагоги. Марк Аронович был последней инстанцией в решении спорных вопросов. Мы гордились им.
Неудивительно, что из семи человек нашей группы, шесть учащихся продолжили своё обучение в самых разных консерваториях страны (в 1966 году, когда мы окончили училище, в Астрахани не было своей консерватории): Лёва Этингер, сын Марка Ароновича, и Света Семеняк (Баева) окончили музыкально-педагогический институт им. Гнесиных, Саратовскую консерваторию – Людмила Тычкова (Виноградова), Валентина Сорочкина (Ляхова) – Астраханскую консерваторию, Люда Зиневич – Московский институт культуры, я – Горьковскую консерваторию, где меня на вступительных экзаменах Владимир Михайлович Цендровский представил как ученицу известного отечественного баховеда Этингера Марка Ароновича. Действительно, уже в середине 60-х годов имя Учителя, возглавлявшего тогда теоретическое отделение Астраханского музыкального училища, хорошо знали музыканты-профессионалы многих регионов страны. Марк Аронович поддерживал тесные связи с известными педагогами музыкальных вузов. Он хорошо знал Юзефа Геймановича Кона, Татьяну Сергеевну Бершадскую, Марка Генриховича Арановского, Юрия Николаевича Тюлина, Лео Абрамовича Мазеля. Этот список можно продолжить, но самое главное, в нас воспитывалось уважение к личности, внесшей определённый вклад в музыкознание.
Наблюдательность, чутьё, огромный жизненный опыт помогали Учителю легко направлять учащегося в нужное русло, где преодолевались любые трудности. Его советы всегда отличались точностью и лаконичностью. Когда Марк Аронович начинал говорить, в аудитории создавалась особая атмосфера, удивительная тишина, где каждое слово, взгляд Учителя были наполнены глубоким смыслом. До сих пор удивляешься продуманности урока, строящегося на чередовании «рельефного» и «фонового» материала. «Фоном» всегда служили отступления, разряжающие обстановку, но обязательно имеющие познавательное значение. Так, с юношеских лет мы много знали о Бахе, его трудолюбии (этот факт обязательно подчёркивался), приводились удивительные подробности из жизни композитора, а когда шла речь о конкретном сочинении, Марк Аронович садился за рояль и играл наизусть обширные фрагменты. Все отступления от темы урока были ограничены во времени: Учитель никогда не удалялся в пространные рассуждения или воспоминания, но достигал главной цели, направленной на расширение кругозора учащегося, накопление знаний, необходимых для творческого роста любой личности.
На занятиях по гармонии Марк Аронович умело вводил нас в художественный мир Вагнера, особенно он любил «Тристана», много играл, рассказывал захватывающую легенду. Затем свободно переходил от Вагнера к Римскому-Корсакову.
Одним из принципов педагогики Марка Ароновича была требовательность по отношению к выполнению объёма заданий, поэтому вся работа в классе гармонии и сольфеджио нацеливалась на подготовку их конкретных практических выполнений. Так, изложение нового материала отличалось доступностью, ясностью, лаконичностью, что можно определить словом самодостаточность. Он не любил повторять одно и то же по нескольку раз, и мы старались как можно глубже вникнуть в суть проблемы, чтобы не надоедать ему бестолковыми расспросами. Знания, которые нам давал Учитель, были основательными и крепкими, об этом говорили всегда с благодарностью все его ученики, впоследствии ставшие, как и он, педагогами.
На занятиях по гармонии особое значение придавалось технической стороне: развитию голосов, находящихся под мелодией, правильному выбору той или иной гармонизации. При этом должно было соблюдаться обязательное условие – заполнение движения на основе плавности голосоведения. Эта установка в конечном итоге способствовала выработке самостоятельности мышления учащегося, давала возможность высвободиться из-под опеки педагога.
Аккуратность, пунктуальность, требовательность сочетались со строгостью внешности Учителя: он всегда был подтянут, носил очки, за которыми скрывались светлые глаза и проницательный взгляд. Его недовольство учеником моментально отражалось в изменении внешнего вида: доброжелательность сменялась сухостью и даже раздражением. Мы старались не вызывать в нём эти чувства. Он был строг со всеми и даже со своим сыном Лёвой, учившимся в нашей группе. Лёва чаще всех получал замечания, особенно за разговоры на уроках, которые, кстати, невольно провоцировала я, задавая иногда вопросы, возникавшие в процессе урока (мы с ним на всех занятиях сидели вместе).
Помню, в нас был развит здоровый дух соревнования: каждый старался что-то сделать лучше другого и услышать похвалу из уст Марка Ароновича, обязательно сообщавшего на групповых занятиях чьё задание и почему он оценивает сегодня на отлично. Делалось это весьма тактично, и мы, подстёгиваемые одобрениями, легко усваивали материал, совершенствовали своё мастерство. Таким образом, творческая инициатива учащегося активизировалась с помощью правильно нацеленных практических занятий и эффективных поисков в направлении самостоятельности, повышения внутренней слуховой активности. Психологическая основа ситуации базировалась на увлечении музыкой, её сочинением. Увлекшись ею, ученик отрывался от техники той кухни, которая сковывала его фантазию.
Индивидуальные занятия, как и лекционные, носили целенаправленный характер и служили воспитанию выносливости, психологической прочности, необходимых для письменных работ и игры последовательностей на фортепиано. Помню, мне не удавалось гладко сыграть заданную гармоническую последовательность, я сделала паузу, чтобы обдумать аккорд. В создавшейся тишине полупустого класса услышала напряжённые шаги Учителя. Подняв демонстративно левую руку, он внимательно смотрел на свои наручные часы, а затем, нарушив молчание, сообщил, что я размышляла над аккордом одну минуту и тридцать две секунды, это очень плохо и впредь с такими темпами я не достигну желаемых результатов. Марк Аронович никогда не кричал, не повышал голоса, но говорил таким категорическим тоном, который действуя отрезвляюще, не оставлял сомнений в том, что подобных ошибок повторять не следует.
Не менее важным принципом его методики была целевая установка на продолжение музыкального образования в вузе. С самых первых шагов он воспитывал в нас будущих музыкантов-профессионалов, стремящихся к самосовершенствованию. Часто приводил в пример себя, повторяя, что учёба всегда была для него и удовольствием, и жизнью с продлённой молодостью (в период нашей учёбы в музыкальном училище Марк Аронович работал над кандидатской диссертацией). Умение угадать индивидуальность ученика, вера в его возможности и способность увлечь делали чудеса и закладывали хорошую профессиональную основу.
Всё сказанное в самых беглых чертах воспроизводит портрет Учителя. Возвращаясь из прошлого к дням сегодняшним, с полной уверенностью могу сказать, что одно из самых важных детищ Марка Ароновича – его ученики. Воспитанники Учителя – люди разных вкусов, наклонностей, способностей. Каждый из них выбрал свой путь, но куда бы они ни шли, их дорога освещена светлым именем Учителя.
Л.В. Саввина, доктор искусствоведения, профессор,
зав. кафедрой теории и истории музыки,
проректор по научной работе Астраханской государственной консерватории
